Платформа

Алиев Джомарт Фазылович

Прежним мiр уже не будет. Главным ресурсом любого масштабного противостояния, в особенности требующего мобилизации, является народ. В сложившихся обстоятельствах наш народ проявляет солидарность, готовность и решимость к серьёзным реформам, в т.ч. структурным, настроен на них и вовлечён. А противостояние уже есть и, очевидно, будет; причём будет длительным.

Второй же по значимости ресурс - наш внутренний политический ландшафт. Он по определению является более комплексным фактором успеха. Успеха как тактического, непосредственно в активной фазе противостояния, так и стратегического, в выстраивании будущего.

Мировоззренчески режимы «старосты» и «вождя» различны. Первый хорош для управления обществом, его поддержания и развития в условно-мирное время, второй - в условно-военное. Занимая уверенную государственно-центристскую позицию, мы абсолютно убеждены, что анализ режима «вождя» во время действия режима «вождя» есть проявление коллаборационизма в худшем смысле. «Готовь сани зимой, а телегу - летом». Никто зимой сани не готовит; зимой готовят телегу.

Так что у нас с телегой, с режимом «старосты», с политическим ландшафтом будущего переустройства мiра? Всё ли готово? И как мы можем быть в этом востребованы?

Подготовка

Практическая подготовка отличается от чисто академической тем, что она должна быть ориентирована на удовлетворение запросов будущего работодателя. В нашем случае - на удовлетворение запросов Нового мiра. Если запросы эти на момент выбора трека подготовки не определены, а именно такую ситуацию мы и имеем, то ориентировать практическую подготовку надо на модельные представления о них.

По жизни все люди что-то делают (И.Обломов™). Разные люди занимаются самыми разными делами. В том случае, когда какая-либо сфера человеческой деятельности становится важной для определенной части общества, появляются люди, которые начинают концентрировать активность именно в этой сфере и начинают зарабатывать себе на жизнь. Тогда эта деятельность становится профессией, причём постепенно.

К примеру, в бизнесе первоначально не было такой профессии, как рекламный агент: содержанием и размещением рекламы занимались журналисты и сами предприниматели. Агенты, продактеры, дизайнеры, модели, креативщики и прочие участники рекламного сектора появились с ростом зрелости бизнеса как социального института. По мере развития той или иной сферы общественной деятельности происходила ее институционализация и, затем, профессионализация.

Именно так последние три декады формировался и наш политический ландшафт.

Профессиональная политика - относительно новый для нашей страны феномен. Это если сравнивать её с другими областями социальной активности, такими как управление, преподавание, военное дело, спорт и т.д. А поскольку сами процессы институционализации политики в нашей стране еще далеки от завершения, то и политический ландшафт у нас находится всё ещё в процессе формирования, наполнения и настройки.

Этим «юношеством» политического поля нельзя, конечно, объяснить все существующие расхождения между фактическим наполнением той или иной политической профессии у нас и её «идеалтипическим» содержанием. Термин здесь применён в смысле «импортированным в основном из практики стран с устоявшимся политическим ландшафтом». Из тех самых стран, которые своими действиями превратили себя в наших противников. Из тех самых стран, из-за которых сейчас «зима».

Зато этим «юношеством» вполне можно объяснить различия в восприятии политических профессий. То, как они воспринимаются и в массовом сознании, и в общественных институциях, и в соответствующем профессиональном сообществе. Но ведь это для политики и есть как раз те самые «работодатели»!

Важно, что различаются как функциональное восприятие политических профессий, так и ролевое восприятие политических акторов. Но самое важное то, что расхождение восприятия здесь есть прямое зеркало расхождения содержания. А главная причина расхождения содержания - фундаментальные культурные, ценностные и философские расхождения в самой глубине и подоснове политики как той самой сферы общественной деятельности.

Отложим на другой случай боковые рассуждения о несхожести фундаментов наших ценностей тысячелетней Державы, возросшей на своих исконных землях, и их нарративов смесевого Продукта, созданного и развитого захватами и поглощениями. Отметим лишь, что содержательного сродства между нашими фундаментами, а, значит, и политическими системами, скорее всего не будет никогда. Это означает, что их знания и опыт профессионализации политики могут служить нам лишь подсказками в смысле «как бывает». Да и то лишь в отдельных случаях; существо этого процесса нам доведётся осознавать и разрабатывать самим.

Как известно, у нас в России в футболе и в политике разбираются практически все. Но действительно, сегодня у нас на самом деле есть большое количество людей, которые глубоко разбираются в политике, и занимаются ею профессионально. В том смысле, что политика является основной сферой приложения их усилий и основным источником их доходов. Это не только непосредственно политики, но и множество других политических акторов. В текущем политическом ландшафте мы видим элементность как минимум 14-ти сегментов.

Для корректной оценки готовности нашего политического ландшафта к формированию и/или аккомодации Нового мiра, очень важно и проанализировать сами эти сегменты, и описать основные существующие различия в понимании и наполнении их социальных ролей. Отдельные элементы такого анализа-описания будут выглядеть прагматичными, и даже циничными. Но с этим мы ничего не можем поделать – объективность в таких случаях есть необходимый залог успешности.

Политик

Главным действующим лицом в политике является, конечно, политик. Но было бы ошибкой думать, что его роль и функции в обществе самоочевидны. По этому поводу сегодня существует немалая путаница в головах как у простых обывателей, так и у самих участников большого политического процесса.

Если моделировать идеального политика, то его главная социальная функция – представительство и защита интересов различных социальных групп. Такая социальная группа совсем не обязательно должна быть широкой: политик может выражать интересы узкого сообщества, например социальной страты, политико-экономического клана, финансово-промышленной группы или даже отдельной корпорации.

Далеко не все существующие в обществе интересы являются социальными и даже справедливыми. Так, в частности, не ограничена рамками какой-либо одной социальной группы потребность в здоровой среде обитания. И если для эколога это несомненно главный и всеохватный интерес, то для политика это важный, но особый, а не всеобщий интерес. Который, к тому же, вступает в противоречие с другими особыми или действительно всеобщими интересами. Скажем, с потребностью в экономическом росте ради повышения уровня жизни. Последний, как раз, присущ всем социальным группам, ведь в конечном счете все они выигрывают в результате экономического роста. Кто-то больше, кто-то меньше, но все должны выигрывать.

Политик же, повторимся, отстаивает частные интересы конкретных социальных групп, стараясь, по возможности, подавить иные и противоположные. Причём подавить как угодно, в том числе – силой. Такой подход совсем не обязательно означает «войну» в любой её коннотации. Речь может идти о силе идейной, ценностной, моральной, финансовой, административной или о силе закона.

Но какая бы сила ни применялась, суть остается неизменной: используя имеющиеся преимущества, политик пытается навязать окружению план, отвечающий интересам той социальной группы, которую он представляет. Навязать не обществу вообще, а своей целевой общности, т.е. той части общества, которая соответствует его уровню в конкретном случае: федеральный политик – всей стране, региональный – субъекту федерации, местный же политики – муниципалитету, городу, населённому пункту.

Если же он не в состоянии добиться реализации желаемого социального проекта и/или инициативы силой, ему приходится вступать в переговоры и заключать компромиссы с другими политиками в целях координации различных социальных интересов.

Иными словами, деятельность политика неизбежно связана с такими понятиями, как групповые интересы, сила, лояльность, а также компромисс и переговоры. При этом политик обязан действовать жестко, быть борцом, иметь и проявлять волю.

Здесь очень важно сделать «оговорку дня»: групповые интересы определяют деятельность политика в относительно спокойные периоды жизни общества, в условно-мирное время, в том самом режиме «старосты». В режиме «вождя», в условно-военное время, политик начинает отстаивать общие интересы. Споры между политиками в таких условиях прекращаются и формируются политические консенсусы. По крайней мере – так должно происходить; и именно этого мы ожидаем от политического ландшафта. Сегодня вроде так и происходит. Но, к сожалению, в нашей новейшей истории были и обратные примеры. Правда и они приносили пользу добросовестным политикам в качестве примеров для негативного кейс-анализа.

Вернёмся к канве. Для того, чтобы максимально полно реализовать те или иные интересы, политик должен заручиться благожелательным или хотя бы нейтральным отношением большинства людей. Поэтому он часто пытается представить свою позицию как выгодную всему обществу. Таким образом, политика как профессия оказывается теснейшим образом связана с понятием общего блага вне зависимости от уровня исполняющего политика-профессионала. Утверждать, что именно он предлагает самое разумное, мудрое и удовлетворяющее всех решение – это отнюдь не нескромность, а профессиональная обязанность политика.

Тот факт, что политик постоянно пытается выдать частные, групповые интересы за всеобщие, вызывает естественное и органическое раздражение у солидарного общества, и политиков начинают обвинять во лжи. Но это справедливо лишь отчасти и только в тех случаях, когда политик не подобрал достаточной фактуры для того, чтобы выстроить логичную и доказательную связь группового интереса со всеобщим. В этих случаях политик действительно вводит целевую общность в заблуждение, и это свидетельствует о недостаточном уровне его профессиональной подготовки: почти всегда возможно подобрать обходную логику (т.н. «многоходовки») или применить старый девиз рекламщиков – «говорите правду, одну только правду, ничего кроме правды, но не всю правду». Те же банки делают так гораздо чаще политиков, но во лжи их обвиняют значительно реже.

Есть и другая группа примеров, когда заблуждающий политик делает то, что он делает, но как бы невольно, действительно веря в то, что говорит и обещает. При этом он и сам заблуждается. Это не хорошо и не плохо, это просто так и есть: если он не будет убежден в том, что говорит, ему не будут верить его слушатели. Выборным политикам не будут верить его потенциальные избиратели. У любого политика-трибуна в глазах должен быть огонь, и только тогда у него будут последователи. Поэтому наличие убеждений, пусть даже заблуждений, совершенно необходимое качество публичного политика.

В нашем ландшафте встречаются политики, как правило очень интеллигентные люди, которые пытаются «встать над схваткой» и найти зерно истины в доводах оппонентов. В том числе тех, которые указывают на возможные заблуждения политика. Это выглядит серьёзной политической ошибкой. Она дисквалифицирует политика, ибо разум – это область советников, а область политиков – страсть. Рациональные аргументы политика или проявляют его слабости, или демонстрируют форму, с помощью которой он подводит слушателей к своим содержательным суждениям. И если это стиль подачи, то качественный политик компенсирует возможные подозрения в его слабости сильными акцентами своей позиции.

Для данного анализа особыми случаями являются проявления, когда наши политики ищут зерно истины в позициях наших противников. В режиме «вождя» это выглядит просто недопустимым. Да в будущем режиме «старосты» проявлять слабости, как это происходило порой в нашем ландшафте, не стоит без веских причин.

Если политик видит смысл в доводах оппонента, он может потом, на фазе анализа, воспринять их и как-то интегрировать в свою позицию. Уточнить её или расширить, включить как критикуемую ошибку, выделить в особый случай и т.д. и т.п. Он, по сути, должен будет обязательно это сделать – а как иначе достичь компромисса и/или пройти этап достижения договорённостей? Но всё это потом, не в активной политической фазе, не на трибуне. Если не договорено иное, на публике политик всегда должен «держать позицию», демонстрировать развитой полемический аппарат, включая устойчивые и развитые навыки риторики/эпистолы вплоть до демагогии. До прямой лжи, конечно же, опускаться в нашем ландшафте нельзя.

Как фокус внимания необходимо отметить, что политик – это публичная профессия. Даже являясь в какой-то момент времени и в какой-то ситуации кабинетным, любой политик должен быть готов «выйти грудью на амбразуру». Если актор не готов к такому, или ему для этого требуется психологическая донастройка, то он не политик. Он вероятно какой-то другой профессионал из рассматриваемых далее, но точно не политик. И для сохранения своей роли ему нужно растить требуемые компетенции.

В определённом смысле не столь важно, есть ли у политика опыт или, скажем, экспертиза, хотя все это, конечно, не помешает. Главное – он обязан верить в то, что предлагает людям, и уметь их убеждать. Наличие опыта и знаний, образования и навыков управления, умение найти результатоориентированное решение политических и общественных проблем, собственный креатив и многое другое – все это приобретёт решающее значение на следующем этапе, когда и если политик «войдёт во власть» и станет государственным деятелем (это совершенно отдельная профессия; штучный, что называется товар и точно не ландшафтный элемент; скорее - игрок на ландшафте и даже ландшафтный мастер). Пока же он политик, его основной заботой остаётся установить диалог со своими потенциальными интересантами/сторонниками, заручиться их поддержкой и стать выразителем их интересов в качестве главного мотива профессиональной деятельности.

Нельзя не признать, что такое целеполагание, в своих крайних перекосах, в декаду начальной политизации нашего общества иногда приводило к тому, что на гребне политики оказывались люди, никак не выдерживающие даже самой благожелательной критики, люди, которых с точки зрения морали и здравого смысла трудно было назвать достойными или хотя бы порядочными. Сегодня такие случаи в нашем ландшафте скорее редкие исключения, нежели норма.

С тех пор сменилось поколение и для исключения подобных крайностей в будущем нам необходим выверенный взгляд как на сам наш будущий политический ландшафт, так и на подготовку его молодых акторов. Такой взгляд, который будет предметно, процедурно и технологически исходить из того, что важнейшая задача политика – это отстаивание представляемых им интересов с завоеванием поддержки целевой общности, тогда как решение политиком стоящих перед обществом проблем – это сопутствующая задача, иногда даже второстепенная.

Сколько бы мы по-обывательски ни возмущались тем, что политики имеют фокус внимания в борьбе за власть и влияние, оставляя общее благо и общественные проблемы на потом, поделать здесь ничего нельзя, поскольку борьба за поддержку является выражением сущности данной профессии. Эту особенность следует признать и качественно организовать.

Безусловно, ожидания практического решения проблем доминируют в нашем солидарном обществе, но это задачи других элементов политического ландшафта и других акторов. Ниже мы обязательно вернёмся к этой теме и не раз.

Анализ профессии политика будет неполным без охвата ещё ряда черт, обязательно и явно отличающих ее от других политических профессий:

• политик высказывает мнение по самым острым и/или «свежим» вопросам общества;

• политик формулирует цели, определяющие направление общественного развития;

• политик ставит под сомнение идеи и действия руководителей из других лагерей;

• политик имеет врагов и недругов – своих политических противников и оппонентов;

• политик сохраняет верность группе, чьи интересы он представляет, всю карьеру.

Эта «горячая пятёрка» черт отличия политика вовсе не означает того, что другие политические профессии не могут их иметь. Смысл в том, что хороший политик их имеет в обязательном порядке. Утеря любой из этих черт – его дисквалификация. 

Разговор о профессии политика в плане прогноза готовности нашего политического ландшафта к Новому мiру нельзя завершить без экскурса в несколько очень важных «мифологем», доминирующих в нашем общественном сознании.

Дело в том, что в России сегодня политик очень часто и довольно плотно отождествляется с администратором, управленцем и чиновником. Обратное также верно – в каждом администраторе, управленце и/или чиновнике общественное сознание имплицитно видит скрытого политика. Любые бюрократы воспринимаются не как нейтральные фигуры, выполняющие волю политиков, а как ставленники-резиденты политических группировок или как тайные хозяева общественной жизни, манипулирующие политиками. Некоторых из них общество видит в обеих ролях поочерёдно, а уж совсем выдающихся персонажей – одновременно.

Конечно, общество хотело бы видеть в чиновниках полностью беспристрастных управленцев, принимающих решения, лишь исходя из объективных предпосылок. Но оно (солидарное общество) настолько не представляет себе возможности существования подобных администраторов, что в общественном мнении не остается даже ниши для такой социальной роли и/или для таких профессионалов.

Иными словами, для массового сознания политически нейтральная бюрократия – вещь идеальная. Она очень желательна, но уму непостижима, что-то из области фантастики. Пока мы не можем спрогнозировать дальнейшую эволюцию этого мифа на нашем политическом ландшафте и не можем, соответственно, сформировать своё к нему отношение. Мы можем лишь констатировать эту особенность российского политического ландшафта и отметить её как существенный риск, особенно в режиме «старосты». Каждый наш политик будущего должен знать об этом и делать свой выбор «быть или не быть», осознавая это. 

Другая особенность нашего российского восприятия политической жизни, и тоже под осознание и выбор политиков, заключается в том, что массовое сознание отрицает право на частный (групповой) интерес. Точнее – не на само его существование (с чем большинство уже свыклось), а на его публичное отстаивание. С точки зрения общественной психологии социально значимых групп частные интересы – это нечто вроде воровства: «воруют все, но воровать прилюдно – это уже слишком». По мнению россиян, только общие интересы имеют право на публичное выражение.

Правда здесь в общественном сознании имеется бифуркация: политик, защищающий признанный частный интерес, например нефтяников, однозначно воспринимается как «продавшийся». Однако если он отстаивает частный интерес слабых в социальном отношении групп, например инвалидов или малоимущих, то его деятельность признается достойной. Поскольку он как бы выполняет за общество необходимую работу. Это ценностная точка зрения солидарного общества; она, вне всяких сомнений, верна, и сила её вряд ли будет слабеть.

Продолжая «мифологемный» дискурс восприятия политики российским общественным сознанием, обнаруживаем в нём некий образ идеального политика. Он герой, который радеет за народное счастье и страдает в борьбе с преобладающими силами зла. Если политик не радеет и не страдает – значит «продался» сильным мира сего. Кому именно – это вариативно зависит от оценивающей страты: центральной власти, олигархам, либералам, американцам, ЛГБТ-шникам. Да это и не важно. Ведь, по сути, массовое сознание солидарного общества заранее ставит любого политика в экзистенциально напряженную ситуацию участника борьбы абсолютного добра и абсолютного зла по определению.

Далее. Поскольку в первую декаду с начала перестройки народ уже повидал многих политиков, претендовавших на звание героев, а жизнь становилась все хуже и хуже, то сформировалась общественная традиция оценивать политиков a`priori негативно. Тем более, что в материальном плане политиков того времени трудно было отнести к наиболее бедствующим категориям населения. В глазах общественного мнения они представали в качестве людей, которые, будучи призваны проводить общие интересы, защищали интересы частные и в этом смысле фундаментально не соответствовали своему предназначению в общественных ожиданиях.

Наевшись обещаниями рая на земле, за которыми последовали страдания миллионов и «омиллионивание» единиц, массовое сознание поколения X в солидарном обществе перестало признавать полезной общественную роль политиков. Лапидарная пассивность поколения Y и политический нигилизм поколения Z лишь добавили красок в палитру, никак не поменяв композицию. Политика продолжает восприниматься россиянами как сфера господства самых низменных страстей и, если можно так выразиться, социальных технологий: обмана, корысти, предательства, провокаций и господства частных интересов над общими. С этим феноменом сложно, но важно бороться!

В последние 3..4 года картинка динамично стала меняться к лучшему. Связываем это с адресным вниманием высшего политического аппарата к проблеме. При сохранении и развитии такого внимания, при избегании самодискредитации в текущем режиме «вождя» и при отсутствии новых «чёрных лебедей», можно ожидать позитивную эволюцию этой мифологемы после возврата в режим «старосты» вплоть до обнуления уже в ближайшем избирательном цикле.

Завершая топик о политиках как элементах нашего политического ландшафта, предложим свою версию ответа на вопрос, периодически провоцируемый в нашем профессиональном политическом пространстве: а может вообще не обращать внимание на общественно-социальные предубеждения? Отнесёмся к «мифологемам» как к искажению реальности, дождёмся смены поколений, и проблема исчезнет сама собой. Иными словами – может нам поступить так, как в реальности поступают в западных политических системах, т.е. «отманипулировать на тайминге»? 

Во-первых, в последние пару месяцев стало уже очевидно, что не исчезнет. Наше же солидарное общество и не даст им исчезнуть.

А во-вторых, в нашем ландшафте подобные «мифы» в отношении политиков – не искажение реальности, а сама реальность: именно они определяют мышление и поведение людей. Таким образом, мы имеем явный разрыв между социальной реальностью и общественным сознанием: российское общество с его развитыми структурами управления и демократической политической системой уже достигло той стадии, когда социальные функции администратора и политика реально разделены. Однако в массовом сознании они остаются практически синонимами, а неприятие массовым сознанием частных интересов заставляет каждого политика маскироваться под роль общественного деятеля, отстаивающего общие интересы. А так, как у общественного большинства эта роль ассоциируется с хозяйственником, политикам в России приходится надевать на себя личину беспристрастных и политически нейтральных технократов-управленцев. Отсюда постоянные межевания вроде всем известного «я не политик, я - хозяйственник». Это плохой вариант, но приятие лучшего пока не вызрело в нашем общественном сознании.

Результируя, готовность политического ландшафта к запросам Нового мiра, как они выглядят сегодня, в отношении сегмента политика, можно оценить высоко.

Политический администратор (управленец, бюрократ, чиновник)

Мы поставили в скобки к администратору ещё три роли этой же группы, хотя, строго говоря, это неверно. Но поскольку наша сегодняшняя цель совсем не академична, мы посчитали это приемлемым.

Политический администратор - это второй по важности элемент политического ландшафта. Мало того – если не первый по значимости! По крайней мере, в ряде отраслей, регионов, институтов, это именно так. Важнейшим фактором поддержки этого утверждения является то, что администратор настолько близко и всегда рядом с политиком, что их часто путают (но об этом уже сказано выше).

И количественно акторов-администраторов в нашем ландшафте настолько больше, что они сегодня уже реальная социальная сила, со сложившимися практиками, обычаями и традициями. Доминирующий цеховой характер их деятельности предполагает развитый институт неформального наставничества. С одной стороны, это очень серьёзно облегчает формирование преемства и развития этих элементов ландшафта (при необходимости). С другой стороны – любые изменения в их ролевом наполнении встретят яростное, умное и тотальное сопротивление.

Осложняет оценку перспективы ещё и то, что существующие у нас сегодня профили политических администраторов настолько расфокусированные и маскирующие (как раз те самые три «синонима» в скобках), что их настройка будет самым трудным делом при возвращении из режима «вождя» в режим «старосты».

В этой части мы, похоже, должны будем сосредоточиться на констатации, структурировании и трансферте знаний методами «фуу»-кейсов. Обязательно – с моделированием «to-be», лёгкими намёками на традиционность поляны и отсылками на стажировки и практическое погружение.

Главная номинальная функция политического администратора – выполнять указания «своих» политиков, реализуя те цели, которые они поставили от имени «своих» делегантов. И сразу же сложный этический вопрос - кто эти «свои»? Зачастую он просто не разрешим. Ещё вопрос – а если цели неконкретны, противоречивы либо не поставлены? Серьёзная тема, решаемая в каждом конкретном случае специфично и самостоятельно. Дальше: а если поставленные цели видятся администратору неправильными? Ещё одна сложная тема, также решаемая очень по-разному. А ведь таких вопросов в реальности много больше. Политический администратор живёт в таком пространстве, оно для него родное и понятное, он умеет находить ответы на эти и подобные вопросы. В этом смысле - он творческий человек, человек искусства.

Он должен иметь широкий профиль реакции на подобные случаи и ситуации, знать лучшие практики операционализации и владеть соответствующим аппаратом – от SMART`а до диаграмм Ганта, от развитого лингвистического аппарата до глубокого понимания экономических механизмов, от мотивационных и психологических методик до навыков делегирования. Это уже, конечно, частности; но они важны с т.зр. понимания тех знаний, умений, навыков и компетенций, которые администратор должен будет предоставить Новому мiру.

Ещё несколько крупных мазков. Администратор как раз представляет не частные, а общие интересы, оконтуренные для него соответствующими политиками. Он должен быть технологичным, структурным и последовательным. Демагогия для него допустима лишь «вовне». Он обязан одинаково и доброжелательно относиться ко всем субъектам, даже если кто-либо «на входе» рассматривает его в качестве антагониста, неприятеля или врага. И он должен быть всегда готов к жёсткой конкуренции.

Если строго - администратор в нюансах контрапунктен политику; и поэтому он:

• не имеет права на собственное мнение по острым и/или «свежим» вопросам;

• обязан формулировать не цели, а комбинации средств их достижения;

• не имеет права выражать сомнения в действиях своих и других руководителей;

• призван бороться не с политическим противниками, а с обстоятельствами;

• может исполнять карьерную миграцию (хотя если часто – это не приветствуется).

Завершая, отметим ещё один крайне важный, хотя и редко признаваемый аспект деятельности политических администраторов. Российская бюрократия, в отличие от советской, вообще-то уже много лет пытается выработать свою профессиональную этику, частью которой является политическая нейтральность. Однако пока эта установка в ряде случаев принимает весьма искаженную форму. Будучи тесно связанной с частными интересами (не в политическом, а в экономическом смысле), отдельные бюрократические сообщества декларирует свою политическую нейтральность в циничной трёхходовой форме:

«”зарабатывать” можно при всех»; →

«все политики ”зарабатывают” одинаково»; →

«для нас нет разницы между политиками».

Представляется, что с этой особенностью профессии ничего поделать нельзя. Разве что удовлетвориться максимой «не мы такие – мир такой»  и постоянными призывами к честности, справедливости и антикоррупционности.

Результируя, готовность политического ландшафта к будущим запросам Нового мiра, в отношении профессии администратора, можно оценить на среднем уровне.

Политический советник (консультант, аналитик)

Главный функционал политических советников – предлагать политикам различные варианты решений возникающих вопросов и разрешений вскрытых проблем с анализом их возможных положительных и отрицательных последствий. В отличие от политика, советник (в рамках своей профессиональной деятельности) не должен иметь собственное мнение по общественно значимым вопросам. Он призван лишь помогать политику сформулировать его позицию, исходя из максимума доступной информации.

Если политик служит делеганту и отчитывается перед ним, то советник служит политику и отчитывается перед ним. Конечным продуктом (deliverables) работы советника является набор объяснений, тезисов, логических связок и доводов. Иными словами – всё о том, какими могут быть результаты того или иного действия политика. Задача советника – обеспечить интеллектуальную поддержку, позволяющую политику наилучшим образом выполнять свои функции.

Для того, чтобы советник сам, в свою очередь, эффективно выполнял свои функции, он должен видеть все плюсы и минусы программы как «своего» политика, так и его противников, в т.ч. непроявленных. Качественный советник всегда поставит в свой продукт очертания конкурентных позиций, предположения списков pro- и cons- и меры по увеличению числа одних и снижению числа других. Соответственно, политический советник – наименее ангажированный игрок на политической поляне. Ему, с одной стороны, можно быть таким, а с другой – дОлжно быть. Главное оружие советника – разум, а не вера. Его внутренний политический окрас не имеет решающего значения.

Важно: сегодня политики часто недооценивают роль советников. Находясь в фокусе внимания к своей персоне, они нередко игнорируют подачу советников, полагаясь на собственные знание, опыт и чутьё. В отличие от распространённой шёпотной оценки, эта позиция далеко не всегда объясняется «глупостью» политиков.

Реальная причина зачастую кроется в особенностях социальной роли политика. Это важный вопрос как для профилирования самих политиков, так и для профилирования их советников. Чтобы не формировать и/или не накапливать эмоции негативного окраса типа «раздражение», понимать это важно с самого начала и тем, и другим.

Дело том, что хороший политик не просто действует в некой социальности, он сам её в какой-то степени, зачастую – в весьма большой, формирует. Увлекшись ощущением податливости реальности, пластичности среды и проницаемости границ, политик может замахнуться слишком далеко, за непреодолимые преграды. И терпит фиаско. Конечно же, это как раз роль советника – показать политику те самые зоны достижимого и дать разъяснениями того, какую возможную политическую цену придётся заплатить за выходы за их пределы (и/или какие социальные последствия придётся принять). Советник обязан информировать политика о располагаемых возможностях и предостерегать от рискованных действий.

Проблема, однако, заключается в том, что самим советникам присуща своеобразная «авторская слепота» (иногда жёстко называемая «профессиональным идиотизмом»). Причём, чем опытнее советник, тем она (слепота) глубже. Уже говорилось, что оружие советников – разум, именно с помощью этого инструмента они обрабатывают информацию и анализируют возможные варианты. А политик движим не только разумом, но и чутьем. Да и информационными оттенками он может обладать такими, которые советнику просто недоступны. Случается, что пара «чутьё + оттенки» позволяет политику видеть то, что не видят советники. И здесь уже картинка обратная – чем опытнее политик, тем чаще такое случается.

В последние годы в среде советников начала проявляться особая профессиональная группа креативщиков. Если традиционные советники, условно говоря, анализируют видимую реальность и прогнозируют различные последствия тех или иных прямых политических действий, то креативщики пытаются найти некие новые возможности, придумать то, что неочевидно, что может привлечь особое внимание участников политического процесса. Особенно активно креативщики растут там, где необходимы громкие акции, способные прозвучать даже на интенсивном информационным фоне. Наши последние события - яркий тому пример.

Креатив как метод хорошо работает на атомизированном социально-политическом поле, в среде индивидов. На интегрированном поле креатив дороже, длительнее, сложнее и менее эффективен, чем традиционный профессиональный анализ – там всё равно доминируют лидеры мнений. Поэтому повышение доли креативщиков и выделение их в качестве отдельной профессии – это вопрос времени. И поэтому же повышение роли креативщиков – уже требование времени. Прогнозируем, что так или иначе, рано или поздно, креативщики как-то обособятся. Скорее всего, они никогда не заменят советников и их слияния по схеме «АмерикэнЭйрлайнз и Дельта», когда «дочка» с аппетитом поглотила «мамку», не произойдёт. Более вероятна их интеграция в какой-то форме с политтехнологами.

Обе эти специализации советников, в текущем политическом ландшафте, готовы к запросам Нового мiра на уровне выше среднего.

Идеолог

Функция идеолога – выработка понятных конструкций с формированием матрицы, в рамках которой происходит осмысление действительности большинством.

Ещё из советского прошлого к нам прикочевало представление, что идеологи – это умершие выдающиеся мыслители, основатели тех или иных идеологических доктрин. Это, конечно же, не так. Вернее – далеко не так. Маркс, несомненно, был идеологом; и Ленин тоже. Но и Андрей Аркадьевич Самойлов, заместитель секретаря парткома 4-го цеха трижды ордена Ленина Ленинградского оптико-механического объединения в 1978..1981 годах – тоже был идеологом. Сам проектный подход к ролевому описанию идеологов ложен. У идеологов есть понятная и очень важная общественная функция, которую не может выполнить никто другой. И это сразу же делает идеологов процессными участниками нашей жизни. А значит – требует, чтобы они были живы, здесь и сейчас, рядом и в доступе. А не в виде книги на полке; хотя это тоже полезно.

Дело в том, что социальная реальность предстает перед обычным человеком в форме некоего длящегося единого событийного потока. Задача идеолога – расчленить этот поток социальной жизни, оценить и придать каждому событию смысл и, самое важное, дать доступ к этим смысловым конструкциям всем участникам по их желанию. В Советском Союзе последний компонент («по желанию») отсутствовал, что и привело к сносу идеологизма как основы нашего общества вместе с демонтажем коммунистической партийности. В точном соответствии с немецкой пословицей мы выплеснули ребёнка вместе с водой; немцы были очень рады; и не они одни.

Конечно, разные идеологи придают одним и тем же событиям разный смысл, зачастую противоположный. И это отнюдь не искажение: правда не есть истина; в гуманитарной области бытия нет ни одной объективной правды, все они относительны и существуют лишь постольку, поскольку существуют социальные субъекты – их носители. Разные субъекты – разные смыслы. Разные идеологические направления – разные трактовки конкретных событий.

Роль идеологов в политическом процессе огромна. Должна быть огромна! Ведь в основе любого массового политического действия лежит та или иная политическая оценка событий – как уже свершившихся, так и потенциальных, предполагаемых, ожидаемых, возможных. Без идеологов в принципе невозможно нормальное развитие никакого политического направления.

В России сегодня эта политическая профессия демонизирована и предана забвению. У нас никто не хочет называться идеологом, поскольку термин «идеология» ввели в постсоветский политический словарь в крайне негативном значении. Одновременно с этим, идеологический компонент в российской политической жизни отчетливо выражен, практически повсеместен и очень востребован. В первую очередь - ввиду нашей социальной индивидуальности.

По факту роль идеологов сегодня в России выполняют журналисты!

Они почему-то видят свою функцию не столько в том, чтобы информировать о событиях, сколько в том, чтобы, пользуясь своими возможностями, давать оценку происходящему, т.е. как раз придавать событиям смысл. К тому, почему это плохо, вернёмся в следующем топике, при анализе профиля политических журналистов.

Предположу, что уже в первом же избирательном цикле после возврата в режим «старосты» нас ожидает ренессанс идеологии как функции. Российский политический ландшафт к этому сегодня совсем не готов. Но свято место пусто не бывает: количество зарубежных т.н. «гуманитарно-образовательных инициатив и проектов», работающих на нашем пространстве, даже сегодня превышает сотню. И вот они, как раз, к идеологическому ренессансу, скорее всего, готовы. Финансирование, во всяком случае, на это определённо подготовлено.

Долгое время российская элита была убеждена, что любая идеология – не более чем обман. Сейчас у нас тяжело, вязко, но всё же возрождается понимание того, что институт идеологии – жизненно необходимая система ценностных социально-детерминированных координат, в рамках которых, собственно, и происходит любое осмысление реальности обществом.

Если отдельные люди, обладающие серьёзной и фундаментальной гуманитарной подготовкой и имеющие независимое мышление, могут осмысливать действительность в неидеологических координатах (вернее – идеологизируя их себе самостоятельно), то общество такой возможности лишено в принципе. А без осмысления действительности оно не способно и на политическое действие. Какое-то время такая дисфункция выглядела привлекательной для курирования, но с развитием информатизации общества и ростом его благосостояния риски «манной каши» стали перевешивать возможные управленческие эффекты. Ведь манипулировать умеют многие. Информационное сопровождение специальной операции показывает это более, чем наглядно.

Отдельная тема, прямо не влияющая ни на нашу готовность разработки идеологии в образовательном портфеле, ни на её наполнение – а как сегодня в России обстоят дела с влиятельными идеологиями как таковыми? Действительно ли их нет и мы обречена на политическую немощь, пока место господствующей идеологии не будет занято? Чем? Или же отвержение идеологии как института и организованного тем самым политического коллективного действия – лишь форма проявления своеобразной анархической идеологической модели в чьём-то интересе? В чьём?

Эти вопросы точно не тема данной статьи. Но с учётом статуса и важности ключевых идеологем момента, вернее - их отсутствия, это определённо жизненно для всех нас. Думается, что стоило бы погрузиться в эту проблематику не затягивая.

Как бы то ни было, более чем очевидно, что для обеспечения коллективных политических действий в Новом мiре идеология абсолютно необходима. Мы рассматриваем наш уровень идеологичности как низкий, и полагаем, что лакуну, зияющую на этом участке политического ландшафта, остро необходимо закрыть.

Политический журналист (корреспондент, репортёр, колумнист)

Задача честного и профессионального журналиста – информировать общественность о событиях, происходящих в стране и в мире. Так было и так должно быть. Но так не есть. Усилиями Горбачёва в перестроечные времена и бездействием Ельцина в 90-е, за журналистами закрепилась роль трибунов, «обличающих пороки общественного устройства». Возможно, в период декоммунизации и борьбы за «фундаментальные свободы», в том числе и за свободу слова, такая роль СМИ и журналистов и была социально оправдана. Возможно… Но сейчас-то ситуация совсем другая.

Несмотря на реальную свободу слова в России и наличие реально независимой прессы, отдельные журналисты вовсе не спешат отказаться от роли трибунов, подменяя собой идеологов. В результате они лишают общество права на объективную информацию, поставляя ему вместо фактов субъективно препарированные интерпретации.

Проявления идеологов-журналистов привели к тому, что некоторые российские СМИ выполняли функции политических партий, занимаясь не столько информированием, сколько политической социализацией и мобилизацией. Что само по себе опасно. Но это в лучшем случае. Определённые наши СМИ болели ещё более опасной и заразной болезнью – коррупцией во вполне конкретном смысле этого слова. Эта коррумпированность корпуса журналистов-идеологов проявлялась вовсе не в безусловной лояльности по отношению к владельцам и/или управляющим СМИ. Это как раз нормально, это вполне в канве свободы слова. Противоположное было бы странно и противоестественно.

Нет, речь о самой что ни на есть прямой коррупции, когда некоторые журналисты выражали позицию за деньги. Что характерно – сколько-то серьёзных законных механизмов защиты от этого нет. Это же просто мнение у них такое! Имеют право… Вот и присутствовала у нас в общественном поле такая реальность – от персонального промоушна через журналистский рэкет до информационного киллерства. И это было нашей серьёзной проблемой, которую усугубляла до реально опасного уровня выдающаяся самоорганизация отдельных представителей «четвёртой власти». Куда до них цеховикам-бюрократам…

В этом смысле наш вынужденный переход от режима «старосты» в режим «вождя» сработал как серьёзный оздоравливающий момент. Наиболее ярых смели с поляны, другие самоустранились, иные же - притихли. Но только притихли! Журналисты в современной России по-прежнему составляют одну из сильнейших корпоративных групп, играющую важную роль в политике. И можно предположить, что отдельные статусные журналисты, часть из которых идейно придерживается либеральных взглядов, и после возврата в режим «старосты» попытаются продолжить свою извращённую логику: для всех (для «слабых», для нас с вами) – капитализм и рынок, а для некоторых (для «сильных», для них с заказчиками) – социализм и порядок. Гранты и субсидии для удешевления их контента и каналов сбыта, особые меры защиты журналистов от «беспредела», почти шпионский доступ к внутренней информации субъектов и т.п. - лишь немногое из того, что сохраняется в их картинке Нового мiра.

Безусловно, похожая логика присуща и другим сильным корпоративным группам: отдельным госкомпаниям, олигархам, регионалам, да в общем-то всем, у кого есть предметы для торга с обществом. И снова отложим в сторону тему «стоило ли менять одну устоявшуюся специальную прослойку на множество новых/динамичных».

Отметим лишь факт неприятия обществом такой особой роли журналистов на фоне высокой привлекательности журналистской деятельности как профессии. Здесь требуется какое-то системное решение. Очевидно, что в Новом мiре мы как-то должны будем отработать дисфункцию российского социально-политического организма в части ответственности журналистов за идеологические экзерсисы.

Естественно, что стоит внимательнее отнестись и к проявившейся в последнее время практике политических репортажей в социальных сетях и мессенджерах. Это тоже важный целевой клиентский сегмент, причём весьма себе технологичный и гибкий. К нему больше других применимо правило «не возьмём мы – возьмут другие».

В завершение топика отметим, что мы можем сколь угодно долго сожалеть о том, как был упущен момент и случился эффективный импорт новой журналистской парадигмы от наших «западных друзей». Можем даже поностальгировать о прошлых временах с их выверенной редакционной политикой. Ни к чему, кроме мемуаров, это не приведёт. Всё уже случилось, журнализм как часть политики состоялся, и самая слабоответственная ветка власти стала в России реальностью. Можно лишь признать это и навести порядок, систематизируя и профессионализируя подготовку кадров политической журналистики.

Как итог - готовность политического ландшафта к Новому мiру в отношении журналистики, мы оцениваем высоко, но с потенциалом донастройки.

Политический технолог

Его функция прямо следует из его названия: создавать и реализовывать политические технологии. При этом в исходной «западной» модели хороший технолог не должен иметь своей точки зрения по политическим проблемам, занимаясь лишь разработкой оптимальных схем, графиков, организационных систем и технологических приемов.

На практике, подобная политическая беспристрастность плохо достижима и у них, поскольку нередко расценивается даже их обществом как цинизм. Тем более она не достижима в России: у нас в ландшафте нет не только общественного консенсуса по фундаментальным ценностям, но даже и развитого политического диалога по базовым основам жизни общества. Дистанция же между различными политическим направлениями зачастую настолько велика, что представляет собой пропасть.

В рамках профессиональной группы политтехнологов можно отметить 2 эволюционно сформированные и частично самостоятельные подгруппы. Наряду с классикой в сфере политического PR в целом, наибольшее развитие у нас получила поддержка политических кампаний в сфере избирательных технологий.

Специализация в первой сфере, как правило, событийная («горячая пятёрка»):

• реакция на полученные руководящие указания либо заметные внешние события; 

• подготовка к внедрению политических инициатив и освоению новых горизонтов;

• компенсация случившегося политического негатива либо фиксация победы;

• персональный промоушн, рикавери-план и/или фиксация какого-либо эффекта;

• плановая структурная либо персональная работа по планам развития.

Во второй сфере специализация, скорее, субъектная («горячая десятка»):

• менеджеры кампаний, занимающиеся организацией кампании как таковой;

• специалисты по медиа-планированию, формирующие систему отношений со СМИ;

• спичрайтеры, которые пишут не столько речи, сколько статьи, листовки, рекламы;

• психологи, делающие поведение и образ кандидатов более привлекательными;

• «креативщики», разрабатывающие новые образы, формы и форматы пропаганды;

• те самые политические советники креативного плана, о которых сказано выше;

• юристы, специализирующихся на динамичном российском избирательном праве;

• специалисты по размещению рекламных статей в средствах массовой информации;

• специалисты (менеджеры, администраторы и методисты) по работе с активистами;

• замысловые организаторы и продюсеры специальных мероприятий.

Три последние специализации для прогноза Нового мiра следует откомментировать:

Рекламное посредничество. На Западе, откуда родом вся основа политтехнологий, политическая реклама публикуются на тех же условиях, что и обычная реклама. У нас же «джинса» оплачивается в рамках особой сложной системы личных и коммерческих отношений между журналистами, политиками, посредниками и иными технологами. Обычаи делового оборота в этой сфере будут серьёзным фактором учёта при возвращении в режим «старосты». Это зона риска.

Работа с активистами. Особенность этой работы в России, в отличие от «западных» исходников: у нас, наряду с платными активистами, которые рекрутируются среди людей с относительно свободными рабочими графиками, в избирательных кампаниях принимают участие и люди, помогающие кандидатам на безвозмездной основе. Это, с одной стороны, удешевляет кампании (снова системы отношений, как абзацем выше, но другие); с другой стороны – такая практика ощутимо усложняет содержательную и контрольную работу с контингентом. Ещё одна зона риска.

Избирательные спецоперации. Зона активностей этой специализации политтехнологов – это всё неодобряемое морально и сомнительное с точки зрения закона: «черный пиар», компроментации и провокации. Примеры таких активностей всем известны: выпуск листовки в поддержку конкурента от имени ЛГБТ или поджог старой ветоши в квартире кандидата как «попытка мерзавцев не пустить во власть борца с коррупцией». Сегодня в центральных регионах и на федеральных выборах спецоперации практически не проводятся, но на местах они всё ещё присутствуют. Противодействие и контроль - способы митигации этого риска.

Рынок политических технологий в России вообще-то весьма ёмок, а сообщество политтехнологов включает в себя тысячи высококлассных профессионалов. Постепенно происходит и его институционализация (в формате саморегулирования), вырабатываются «кодексы чести», устанавливаются критерии качества, появляется бенчмаркинг. Имеются специализированные учебные программы, причём с охватом взаимодействия со смежниками и настройками горизонтальной миграции. Наконец, именно на политические технологии выводится прикладной аспект большинства современных политологических школ. Это важно: современный механик может набить себе навык вождения, а вот современный шофёр навык ремонта вряд ли…

Результируя – наш политический ландшафт в сфере политических технологий демонстрирует очень высокий уровень готовности к вызовам Нового мiра.

Политический эксперт (независимый эксперт)

Функция любого эксперта в обществе – анализировать происходящее с точки зрения применимой научной доктрины (и/или здравого смысла), на базе собственного опыта и отталкиваясь от интересов прямо заявленных частных группировок либо поднявшись над ними в заявительном порядке. Как-то также можно детерминировать и функционал политического либо независимого политического эксперта.

В России с её слабо развитым солидарным обществом политических независимых экспертов пока еще немного (что видится автору хорошим признаком), а реально независимых экспертов практически вообще нет. Тем не менее, предстать в этой выгодной социальной роли пытаются очень многие. Причем в большинстве случаев бывает, что это связано даже не с сознательным обманом, а с самообманом: не замечая своей политической и/или идеологической ангажированности, тот или иной гуманитарий либо писатель искренне полагает, что его точка зрения правильна, а значит – объективна.

Оговоримся: неспособность отрефлексировать собственную ангажированность – это вообще характерная особенность нашей интеллигенции. Мировоззренчески, быть интеллигентом в СССР – по умолчанию означало призвание не быть в стороне от общественной жизни и радеть о народном благе. Такая мотивация до сих пор делает идеологическую, а на следующем шаге и политическую ангажированность просто неизбежной. С учётом определённой однобокости нашего гражданского общества и неотрегулированности его отношений с солидарным обществом, общественно-социальное значение экспертов становится совсем запутанным.

Чтобы в обществе было больше независимых экспертов, в нем должны быть созданы соответствующие структуры, которые позволяли бы этим экспертам существовать и быть востребованными. Видимые тренды не дают оснований полагать, что создание таких структур является приоритетом развития российского политического ландшафта. Соответственно – уровень его экспертности для Нового мiра весьма высок, поскольку сильно выше сегодняшнего и не потребуется.

Партийный функционер

Сфера партийного функционера – профессиональная партийная политическая деятельность в рамках уже выработанного партийными лидерами направления. Иными словами, партийный функционер, подобно политическому бюрократу, выполняет те задания, которые сформулированы кем-то другим, но в рамках партийной работы. Основная проблема заключается в том, что партийная культура возрождается в нашей стране крайне медленно; поэтому партийных функционеров ещё очень мало; по той же причине у функционеров весьма слабо выражено профессиональное самоосознание; так же мал сегодня и спрос на них.

Российский политический ландшафт имеет в области партийной работы уровень готовности к удовлетворению запросов Нового мiра ниже среднего, поскольку запросы в этой сфере ожидаемо будут расти.

Общественный деятель

Функционал общественного деятеля – представлять в обществе частные или отдельные интересы, не претендуя при этом на политическую власть. Как функционер – уточнённый по охвату администратор, так и деятель – уточнённый по охвату политик. Выступая от имени своего делеганта, деятель добивается уважения его интересов, а по общезначимым проблемам высказывается только в рамках интересов представляемой им общественной/социальной группы (как правило; должно быть).

Следует учитывать, что на базе подобных общественных групп или отдельных общих социальных интересов могут формироваться различного рода движения и партии «одного вопроса» (классика – партия «зелёных»). В случае такой трансформации, и если общественный деятель начинает выражать свою позицию по общим проблемам за рамками того самого «вопроса», он неизбежно превращается в политика. В этом случае он почти всегда вступает в конфликт со своей общественной группой, поскольку для наиболее эффективного продвижения своих интересов такие группы обычно стараются поддерживать хорошие отношения с политическими силами самой разной направленности. В то время как трансформировавшийся в политика деятель будет вынужден конкурировать с ними в полном соответствии с профилем политика.

Уровень зрелости функционала на нашем политическом ландшафте - высокий.

Лоббист

Ещё один «уточнённый» по охвату политик. Его предмет в обществе – лоббирование тех или иных частных интересов именно в качестве частных (политик представляет частные в качестве всеобщих). Поскольку у нас циничные «западные» формы лоббизма развиты еще слабо, главным средством проталкивания частных интересов у нас остаётся традиционная прямая мотивация (в той или иной форме; не обязательно в денежной) политиков или администраторов. Как следствие лоббисты очень редко и неохотно обособляются на политическом поле, отнюдь не стремясь к корпоративному самовыделению.

Уровень зрелости лоббизма для целей Нового мiра - весьма высокий.

Правозащитник

Весьма специфический участник российского политического процесса, главным номинальным предметом деятельности которого является защита основных прав человека. Упущением отдельных российских контрольных органов активное и очень агрессивное сообщество российских правозащитников самотрансформировало свой функционал в «мирную защиту от произвола властей».

Защитников в России уже много и, к сожалению, большинство из них являются деструкторами и агентами влияния, концентрируясь на прямом противодействии государственным институтам. Конечно же не все, но определённо большинство. Эффективное целеполагание большинства наших правозащитников – обнаружение, а иногда и провокация, сложных и ошибочных ситуаций, а их основной метод целедостижения – гиперболизация кейсов и вынос их в публичную повестку. Нельзя не признать, что большинство «раздуваемых» ими ситуаций на самом деле имеют место, но интерпретация и создаваемые ими смыслы в подавляющем большинстве случаев однозначны и носят, по существу, антироссийский характер.

Правозащитники являются типичными и очень активными участниками российского гражданского общества. Удивительно, но за весь 2021 год и до 21 февраля 2022 года (дальше мы и не искали) нам не удалось найти в общедоступных источниках глобального и/или федерального уровня ни одного резонансного правозащитного кейса в отношении прав большинства. Солидарное общество им неинтересно. Тем более не удалось встретить ни одного кейса, при котором правозащитники отмечали бы самостоятельный позитив в действиях властей. Только в залоге «мы нажали и они поддались».

Один из самых вязких сегментов политического ландшафта в Новом мiре. Уровень сегодняшней готовности - явно избыточный. Иных вариантов кроме как «не можешь остановить - возглавь» явно не просматривается.

Политолог

Функционально это учёный, изучающий политику, политические отношения и политические системы. Большинство политологов именно этим и занимаются. Однако некоторые из них, отработав необходимый научный багаж, порою – весьма значительный, по аналогии с правозащитниками самотрансформировались и увидели свою общественную функцию в «повышении политической грамотности правящей элиты и простых людей». На практике – исполняют почти любой функционал политического процесса, а некоторые даже имеют делегантов. Второй вариант межевания для политиков: «я не политик, я учёный». Часто выступают в роли идеологов, второй предпочтение – журналистика (что, по сути, одно и тоже).

Политическому ландшафту в Новом мiре уровень политологичности соответствует.

Спичрайтер

Функционально это технический специалист, подготавливающий речи и статьи для политика; в реальности – может занимать почти любую кабинетную позицию вплоть до варианта «серый кардинал». Основные механизмы продуктового качества, помимо стилевой целостности и ориентации на аудиторию – пояснения, тезисы, формулировки, логические связки и доводы. Особенно ценятся спичрайтеры, умеющие слушать политика, подбирать/структурировать образы и позволяющие «подумать об себя».

Представляется, что текущий уровень спичрайтинга весьма высок.

Политический активист

Активист политического движения обеспечивает двустороннюю связь политиков с обществом. С одной стороны, он должен мобилизовать людей в поддержку того или иного политика (или той или иной политики), с другой – должен осуществлять контроль над политиками, представляя общество. Для качественного политического процесса важны обе эти функции, и в той или иной степени они обе представлены на российском политическом поле.

Политический активизм по определению не является первой профессией, поскольку приносит людям не столько денежные доходы, сколько самореализацию и чувства причастности и социальности. В этом смысле активист - участник гражданского общества. Активисты солидарного общества сегодня слабо структурированы и не многозадачны: Бессмертный полк, Крымская весна и другие ивенты государственной окрашенности. Хотя положительная для Нового мiра динамика тут видна.

Политический активизм в России сегодня поляризован, причём больше, чем на две стороны. Молодёжный активизм, активизм общественных инициатив и правозащитный активизм - это реальность. В этой реальности видны направления интеграции и совместного развития с некоторыми вышеприведенными сегментами политического ландшафта. Системная работа в этой области также проглядывается. 

В целом, уровень активизма в ландшафте Нового мiра видится весьма высоким.

Заключение

По роду своей деятельности автор активно вовлечён в развитие российского образования, в том числе общественно-социального и политического. По этой причине анализ, кратко представленный выше, является профильной подсказкой для направлений развития и настройки деятельности Российского государственного социального университета. Для чего он, собственно, и был произведён.

  

В то же время, вышеприведенные суждения выглядят интересными и в плане обмена мнениями, предлагая своего рода координатную сетку нашего политического ландшафта для прогнозирования, планирования, проектирования и внедрения активностей, гарантирующих успех в строительстве Нового мiра. Другие варианты нами даже не рассматриваются.