Алиев Джомарт Фазылович
Первый проректор РГСУ, к.э.н., DBA, PhDБ.Ю.Старцев
Обозреватель: Дирекция по цифровым медиа и продвижению НИУ ВШЭЗа последний год очень серьёзно вырос градус и общественной, и профессиональной дискуссии о всей системе отечественного образования. Это, в общем-то, совершенно обоснованно - в ней сегодня действительно накопилось множество вопросов, причём некоторые из них не только выросли до уровня проблем, но даже и переросли их. И среди доводов, и даже отдельных вердиктов, в жарких спорах чаще, чем случайно, проскакивает мысль о том, что во всём виновата пресловутая Болонская система. Так ли это? Во всём ли? И решим ли мы все свои вопросы/проблемы, просто отказавшись от неё? Уверены, что нет. Давайте попробуем с этим разобраться поглубже.
И начнём мы, что называется, «от печки». Раз уж ранее мы определили точку начала нашей болонизации в далёком теперь 1999-м году, давайте туда и вернёмся; сохранив при этом уже использовавшийся формат заочной полемики (https://rgsu.net/platform/bolonskiy-protsess-pora-konchat-1.html). На этот раз нам показалась очень уместной и открытой базой для анализа статья Б.Старцева «Человек-школа», опубликованная в «Итогах» (№24, 15 июня 1999 года, https://www.hse.ru/news/1163603/36331574.html). Борис Юльевич вообще, по нашему мнению, один из лучших российских публицистов, работающих на образовательном поприще; а его книга «Хроники образовательной политики: 1991–2011» - несомненный чемпион среди отечественных фактологических работ по этой тематике. Надеемся, что он извинит нам четвертьвековую эластичность такого комментарного внимания к его материалам…
Переходя непосредственно к содержательной части, оговоримся по трём важностям:
Дискуссия
[Кандидат наук с экономфака МГУ на пустом месте создал вуз, в считанные годы ставший одним из самых престижных учебных заведений страны.]
Бесспорный факт, не требующий комментариев.
[Ректора Высшей Школы Экономики Ярослава Кузьминова часто сравнивают с ректором РГГУ Юрием Афанасьевым. Их вузы в начале 90-х годов быстро пошли в гору и заняли ведущие позиции в своих образовательных нишах - экономической и гуманитарной соответственно - а сами ректоры приобрели репутацию реформаторов образования.]
Осознав, уже не сравнивают. Да и не был Юрий Николаевич никогда реформатором образования; «реформатором» был, «образования» - нет. Если не считать реформой фактическую продажу главного (по тем временам) гуманитарного вуза Невзлину. А более всего был он популистом, много сделавшим для исторического ревизионизма.
[Сравнение, впрочем, не вполне точное. Юрия Афанасьева в конце 80-х знала вся страна: будучи ректором Историко-архивного института, он стал депутатом, поддержал Бориса Ельцина, за что получил в распоряжение своего вуза роскошное по тем временам здание Высшей партийной школы и благоволение властей. Ярослава Кузьминова десять лет назад не знал никто, его имя и сейчас ни о чем не говорит людям, не сведущим в вопросах экономического образования. Выпускник экономфака МГУ, преподаватель, сотрудник Института экономики РАН ничем не выделялся. Однако в 35 лет он вдруг становится ректором государственного вуза, которому власти щедро выделяют деньги и дарят недвижимость. Сотрудничать с Высшей школой экономики начинают престижные зарубежные вузы от Гарварда до Сорбонны, ее профессорами становятся маститые либеральные экономисты, лекции студентам читают члены правительства. При этом сам ректор остается кандидатом наук и доцентом - невиданный случай в практике высшей школы...]
Здание РГГУ реально досталось легендарное (спасибо уникальной Лидии Алексеевне Шанявской), и намоленное, в своём смысле (благодаря Свердловскому университету и Высшей партшколе); хотя немедленно после его оформления Афанасьев Ельцина поддерживать перестал, здание назад не отобрали (что, в общем, справедливо). Но ведь и Вышку тоже ни материальной базой, ни вниманием власти не обидели…
[В первые годы существования о ВШЭ мало кто знал. Однако в 1995 году, когда прошли первые выпуски магистров, о ней заговорили и в прессе, и в преподавательской среде, и в деловых кругах. Причиной был поразительный успех выпускников на рынке труда - стремительное развитие их карьеры обеспечивали не только связи, приобретенные за время учебы, но и знания, и умения. Уже в 1996 году на вопрос о том, выпускников каких вузов предпочтительнее брать на работу, менеджеры по персоналу крупных компаний часто называли ВШЭ. При том что школа была рассчитана на подготовку экономистов-управленцев, а не менеджеров для бизнеса. Кто-то включает ВШЭ в тройку лидеров, кто-то - в пятерку или десятку. Попадаются, впрочем, рейтинги, где ВШЭ не занимает лидирующих позиций - Кузьминов сам признает, что в последние годы другие экономические вузы сделали рывок вперед.]
Ещё один бесспорный факт; и очень важный, кстати. Ярославу Ивановичу удалось то, что все мы сегодня обязаны повторить - он поймал запрос от самых главных акторов, стейкхолдеров и бенефициаров образовательного сообщества. А хотим мы этого или нет, признаём или стесняемся, но это не чиновники, не преподаватели, не студенты и даже не их родители; это - работодатели. А вторая грань таланта Кузьминова ещё и в том, что он не только поймал запрос работодателя, но и сумел его удовлетворить. Не его, в конце концов, вина в том, что такой был тогда запрос. Давайте вспомним, какое время было: Чубайс&Ко только что всю страну по рукам пустили; очевидно, новым «капиталистам в одночасье» нужны были знания того, чего с этим богатством делать. Этот факт, среди прочего, даёт нам первую, рыночную, подсказку для ответов.
[Пять лет назад, когда я познакомился с Кузьминовым, на его визитке значилось - "ректор-организатор". В заваленном книгами кабинете вчерашний преподаватель экономфака МГУ уверенно излагал наполеоновские планы. Верилось с трудом, несмотря на государственный статус и государственную поддержку, которыми Кузьминов особенно гордился (после перестройки новые экономические вузы были сплошь частными). Но ВШЭ стала университетом, сохранила и поддержку государства, и международные связи, открыла гуманитарные факультеты, усилила и без того жесткие требования при поступлении и в процессе учебы.]
Просто отличная история успеха; можно (и нужно) изучать и пробовать повторять.
[Однако организатор школы по сей день остается в тени - более крупные фигуры оттесняют молодого Ярослава Ивановича на второй план. К примеру, в буклете о российско-французских образовательных проектах, который пару лет назад раздавали журналистам на приеме в посольстве Франции, в разделе "Высшая школа экономики" значилось, что президентом ВШЭ является Александр Шохин, председателем ученого совета - Евгений Ясин и что преподает в школе Яков Уринсон. Имя ректора не упоминалось вовсе.]
По прошествии десятилетий уже не оттесняют.
[Воспитание от противного
"Откуда взялся" Кузьминов, его коллеги-ректоры или затрудняются сказать, или называют имена все тех же влиятельных экономистов, которые, по их мнению, "продвигали его наверх". На самом деле, до назначения на пост ректора он хорошо знал лишь Евгения Ясина - сотрудника Центрального экономико-математического института, работавшего на полставки преподавателем статистики на экономфаке МГУ. Оба мечтали создать экономический колледж, где студенты изучали бы экономику не по Марксу. Ясин вспоминает, как они встречались в сквере на Большой Пироговской, напротив Академии имени Фрунзе, и обсуждали эту перспективную идею.]
Представляется, что вот совсем неважно - оказаться там, где надо, и тогда, когда это востребуется, не меньшие факторы потенциала, чем знания или связи. Важно суметь воспользоваться; ректор Кузьминов сумел; а потому и победитель.
["Это в советские времена, чтобы продвинуться, надо было иметь протекцию, - рассуждает Ясин. - А он из тех молодых людей, которые выдвинулись в годы реформ без чьей-либо поддержки". Ясин считает, что Кузьминова воспитала экономическая среда, в которой он вращался с детства. Очевидно, воспитание было от противного. Его отец - видный советский экономист Иван Кузьминов - заведовал кафедрой политэкономии в Академии общественных наук при ЦК КПСС ("Самые ортодоксальные экономисты Института экономики были либералами по сравнению с его папой", - замечает Ясин). На чердаке подмосковной дачи Кузьминова свалены книги по марксистской политэкономии. Главный редактор газеты "Сегодня" Михаил Бергер вспоминает, как несколько лет назад, приехав в гости к Кузьминову, он достал с чердака первую попавшуюся книгу, открыл наугад и прочитал там, что загнивание - главный экономический закон капитализма.]
Иван Иванович не был экономистом, он был политэкономом, причём классным: ещё не будучи завкафедрой АОН, он попал в авторский коллектив самого наилучшего учебника политэкономии за всю историю страны; возможно - лучшего гуманитарного учебника безотносительно предметной области. Хотя есть, конечно, определённая драматургия в том, что сын, по сути, стёр из реальности дело жизни своего отца, нам хочется верить, что это не проявление чьей-то воли, а адекватное профессиональное исполнение соответствующих роли обязанностей.
[В МГУ Кузьминов занимался проблемами, не потерявшими научной ценности после перестройки - историей народного хозяйства и экономических учений. Несколько лет руководил экономико-математической школой для старшеклассников, работал в комитете комсомола и в совете молодых ученых - там он познакомился с будущим председателем правительства Егором Гайдаром и с будущим замминистра образования Александром Асмоловым. В 1989 году Кузьминов ушел в Институт экономики АН СССР Леонида Абалкина, где через год стал заведующим сектором комплексных историко-экономических исследований. "Eгo я считаю своим учителем, - вспоминает Кузьминов об Абалкине. - Он продвигал молодых ребят и позволял им при этом себя критиковать".]
Нормальный карьерный трек того времени - советская система всё это дозволяла.
[Работая у Абалкина, Кузьминов два года был одним из директоров фонда "Культурная инициатива" Джорджа Сороса, где отвечал за проекты поддержки образования. Тогда же он искал вуз, где можно было бы преподавать западную экономическую теорию. Экономфак МГУ отказал, и Кузьминов открыл альтернативную кафедру экономической теории в Московском физико-техническом институте (МФТИ) (либеральный ректор благосклонно отнесся к новшеству). На кафедру к Кузьминову ходил весь поток - "ортодоксы" оставались без студентов, и физтеховский партком пожаловался в ЦК. В результате Кузьминова выперли из МФТИ, но он не унывал и через некоторое время открыл межфакультетскую кафедру с тем же названием на физфаке и истфаке МГУ. Там история повторилась, и Кузьминов с Ясиным, который тогда уже работал в Комиссии по экономической реформе Леонида Абалкина, стали пробивать решение об открытии экономического колледжа. Постановление № 917 "О создании Высшей школы экономики" было последним постановлением Егора Гайдара на посту премьера в 1992 году.]
А это уже дозволяла специфика позднейшего/горбачёвского СССР. Хотя факт работы на Сороса тогда может кого-то напрячь сегодня, не видим в этом ничего необычного - конъюнктура в образовании существовала и до того; и будет существовать. А поиски вариантов на фоне относительных неуспехов - просто прямое свидетельство хороших менеджерских компетенций. Что, в конечном итоге, и подтвердил премьер Гайдар. И не надо, как нам кажется, искать здесь никаких проявлений теории заговора в этой зоне образовательного ландшафта: спрос просто родил предложение. Анализ спроса мог бы что-то подбросить в топку конспирологии, но это не наша тема; закрытие же предложения, да ещё институциональное - это настоящая удача для участников и их победа. А все возможные вопросы надо адресовать не исполнителям, а заказчикам; после того, как (и если) их удастся установить. Конъюнктурная подсказка, однако.
[Либеральный менеджер
Идею создания ВШЭ помимо Гайдара поддержали Виктор Черномырдин и министры науки и образования, всевозможные чиновники из правительства и администрации президента. ВШЭ начинала работать в разгар всеобщей эйфории, когда либерализация стала основой государственной идеологии. И назначение нового вуза - подготовка кадров для либеральных реформ - отвечало интересам политиков. Кузьминов вспоминает, что на первых порах против школы выступали ректоры старых экономических вузов, зато ее антимарксистский дух разделяли руководители вузов технических: "Нормальный технарь политэкономию на дух не переносит. Раз посчитать нельзя - значит, это не наука".]
В частном плане это лишь подтверждение того, что инициаторы и промоутеры ВШЭ явно попали в струю. А в общем смысле, это третья важнейшая подсказка в нашем поиске ответов - идеологическая. Её смысл в том, что какой бы ни была идеология России 90-х, она была. Пусть хищническая, пусть бесчеловечная, пусть колониальная; но была. И именно на неё настраивалась бОльшая часть любых действий тогдашних властей, включая тему подготовки кадров под свою идеологию. Процитированная же мАксима, конечно, ложь; она вычёркивает из научной акцептности почти весь спектр гуманитарных наук, что допустимо только для инженерных шовинистов. Да и Маркс, с позиции сегодняшних возможностей, когда он говорит в Капитале, что «при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами; то и другое должна заменить сила абстракции», ошибается. Сегодня верна формула «раз посчитать нельзя - надо научиться»; квалиметрия - наше всё; а уж на больших данных она основана, на искусственном интеллекте, на технологиях блокчейн или даже на социальной физике - вопрос вкуса и выбора.
[Кузьминов привлек в школу лучших экономистов разных направлений. Среди приглашенных оказывались рядом Сергей Глазьев и Егор Гайдар. Профессора тоже придерживались разных взглядов. Были случаи, когда одни преподаватели требовали уволить других - например, Игоря Липсица за критику приватизации. "Единственный критерий, по которому Кузьминов подбирал людей, - профессионализм", - считает Евгений Ясин. В отличие от других вузов в ВШЭ не было балласта - профессоров-пенсионеров, через слово поминающих Маркса.]
Упсс, похоже пора о пенсии подумать… а если серьёзно, то мы явно имеем четвёртую подсказку; вернее развилку: университет – это место силы для единомышленников или поливалентная платформа? Именно любой конкретный вуз, поскольку вся система высшей школы органически плюралистична. Здесь очевидны две подразвилки: наука и образование, обучение и воспитание. Но переходить к ним нужно только в случае, если первая пройдена по второму, платформенному мультикультурному варианту. Для нас выбор первого пути очевиден, а Ярослав Иванович тогда прошёл по связке «платформа-образование-обучение», вполне успешно воспользовавшись тем правом выбора, что был у него; отметим, что такой выбор вполне актуален в нишах и сегодня.
[Кузьминов строил вуз, ориентируясь на западные образцы: рабочие языки школы - русский и английский. Учебные планы и программы здесь составлены по образцу ведущих мировых университетов. Схема обучения - 4 года плюс 2 (диплом бакалавра и магистра соответственно, возможен перерыв между окончанием бакалавриата и поступлением в магистратуру). Первые три года в бакалавриате изучают "базовый блок" дисциплин, оставшийся год идет на специализацию. Срок специализации на некоторых факультетах может быть продлен до двух лет, и тогда выпускники получают диплом специалиста (эквивалент пятилетнего высшего образования в СССР). В магистратуру ВШЭ можно поступать, имея диплом бакалавра или специалиста любого государственного вуза.]
Вот не видим мы слабостей в этой позиции ректора Кузьминова, и всё; хоть пытайте нас, а при любом взгляде это хорошая, гибкая система, да ещё и обладающая некой уникальной (по сравнению с советской системой) особенностью - возможностью хоть как-то исправить почти любую возможную ошибку образовательного выбора. Сказав «а», всегда ожидаешь «б»; инструментально было целесообразно потестировать иные формулы дюрации («4+1» или «5+1» как минимум) или предметные ограничения при поступлении в магистратуру (ответив на спорность, например, магистра социологии после бакалавриата металлургии). Но кто сказал, что это должно было стать зоной интереса Ярослава Ивановича? Руководитель установил эффективную формулу для выпуска своей продукции - востребованных специалистов в области хрематистики; тем более, что совпадение с формулами зарубежных партнёров Вышки облегчало ей импорт нужных дисциплин и даже программ целиком. Зачем ему было входить в роль образовательного чиновника, замедляя и затрудняя конкуренцию, если вся страна тогда только о ней и думала (if any)? А в качестве подсказки на наши три вопроса надо вспомнить, что эти новации ВШЭ исполнил у себя задолго до того самого Болонского процесса; поэтому формулу «4+2» считать болонским продуктом непрофессионально.
[С другой стороны, Кузьминов отдал дань традициям советского математического образования. Даже на вновь открытом факультете политологии ВШЭ изучают высшую математику. Ее нужно сдавать и чтобы поступить в магистратуру. Кузьминов сравнивает своих выпускников с выпускниками сильных технических вузов: "И те и другие - надежные люди. Если они проучились, прогрызли этот гранит - они будут работать более чем эффективно".]
Отличный интеграционный кейс и ещё одна подсказка одновременно. Даже не будем занимать время читателей; лишь предположим родственность этой позиции ректора Кузьминова и наших взглядов на «Первое высшее» из прошлогодней референции.
[Со временем ВШЭ стала весьма успешным коммерческим проектом - цены за обучение на платном отделении здесь довольно высоки (на экономическом факультете - 3750 долларов в год, на юридическом - 4500, в Международном колледже экономики и финансов при ВШЭ, работающем совместно с Лондонской школой экономики - 3000 долларов). Однако Кузьминов уменьшил цену для тех, кто не прошел на бесплатное отделение, недобрав одного или двух баллов (скидка 50 и 30 процентов соответственно). Скидки даются на первые годы обучения и возобновляются, если студент хорошо учится. Так была "оптимизирована" система платного образования - у студентов появился стимул лучше учиться. "Деньги, которые мы зарабатываем, идут в первую очередь на оборудование аудиторий и покупку книг в библиотеку" - говорит ректор ВШЭ.]
Нормальная и весьма гибкая ценовая политика управленца, пусть и не поставленного в позицию «заработок для выживания», но находящегося в позиции «заработок для развития». Сегодня все ректоры страны находятся в роли корпоратов, ищущих доход для того, чтобы обеспечить надлежащее качество своего продукта, а уровень цен - в одной и той же лиге, высокой. Уместна ли эта модель ректора как зарабатывающего CEO, можно ли считать её годной, оптимально ли это для решаемых сегодня задач - вот разные аспекты одного и того же вопроса «на миллион»; но мы вернёмся к нему чуть позже. Какова роль Ярослава Ивановича в создании такой системы - ещё один «большой» вопрос; и мы тоже к нему ещё обратимся. А в гибкости прайсинга никаких откровений нет; раз уж у нас образование есть услуга, а преподавание - сервис.
[Кузьминов гордится тем, что госчиновники высшего ранга с радостью отдают своих чад в его вуз. Для детей сотрудников госструктур, учредивших ВШЭ, "блат" был фактически легализован. Согласно решению Ученого совета, если дети преподавателей ВШЭ или ответственных работников Минобраза, Минэкономики и аппарата правительства РФ недобирают баллы (и не получают двойки), школа учит их бесплатно (за счет внебюджетных средств). По словам Кузьминова, таких набирается немного, 10 - 15 человек ежегодно. Вообще же сюда отдают своих детей многие сильные мира сего - в ВШЭ, к примеру, учатся дети Анатолия Чубайса, Александра Жукова, Сергея Дубинина, Виктора Христенко и прочих известных политиков. Кузьминов говорит, что особой популярностью пользуется недавно открытый юридический факультет ВШЭ: "Вижу, какие люди отправляют туда своих детей".]
И снова ничего необычного - любые хозяйствующие структуры заинтересованы в том, чтобы его клиентский портфель был диверсифицирован и сбалансирован. Для этого кто-то демпингует по нишам основной деятельности, но это не вполне законно; кто-то разрабатывает специальные VIP-продукты; кто-то оказывает хитрые преференции; кто-то занимается активным GR или лоббизмом. Такова уж хрематистика, это самое её нутро, с этим не нужно сражаться. Тем более, что спрос на эксклюзив где-то очень глубоко и основательно в нашей ментальности; и это тоже спрос. Назвался груздём (услугой) - полезай в кузов (в законы жанра). Кстати, сегодня в лидерах ниши другие.
[Ярослав Иванович любит подчеркнуть, что его вуз работает по государственным стандартам и не гонится за легкими заработками на модных, но не отработанных и не признанных Минобразования программах. Например, лишь с будущего года в ВШЭ появится программа МВА - Master of Business Administration (подготовка магистров управления бизнесом). Открытие школы бизнеса при Высшей школе экономики намечено на сентябрь этого года и совпадает с государственным признанием МВА. На вопрос, почему ВШЭ не открыла эту программу раньше и не стала выдавать негосударственный диплом, когда это активно делали другие вузы, Кузьминов презрительно заметил: "Другие пусть и выдают".]
Даже самые идейные критики ВШЭ и Я.И.Кузьминова никогда не отрицали его битву за качество, всегда признавая их среди лидеров. Разумный консерватизм обновления и расширения продуктовой линейки всегда был отличительной особенностью лидеров потребительского рынка; в особенности, после установления контроля над той долей рынка, которую можно считать якорной; и, уж конечно, если ты сам маркетмейкер.
[Именно Высшая школа экономики стала головным вузом в президентской программе по переподготовке кадров для народного хозяйства (обучение менеджеров в российских вузах на бюджетные деньги с последующей отправкой за рубеж на деньги иностранных фондов), а сам Кузьминов с ближайшими соратниками разработали ее содержание. А почему программа попала в ВШЭ? А потому, что это "самый правительствоподневольный вуз". Кузьминов вообще привлек в ВШЭ многие международные проекты - например, проект ЕС по экономическому образованию школьников. Наиболее популярные сегодня школьные учебники по экономике написали его коллеги, в том числе первый проректор Лев Любимов.]
Прямое следствие суммы двух предыдущих абзацев, системная награда. Есть нюанс у международности таких спецпроектов как целеполагания, но это опять же вопрос не к Вышке (как минимум - не только к ней), а к заказчикам. Был спрос, мы стремились встроиться в международную (читай - западную) систему везде и повсюду; почему же тогда одному из ярких лидеров индустрии не производить те локомотивные проекты, которые вызывали приязнь у тогдашней власти. Более, чем уместная лояльность.
[В отличие, скажем, от МГУ, где велика автономия факультетов, власть ректора в ВШЭ близка к абсолютной. И его коллеги, и студенты не раз говорили мне, что Кузьминов бывает излишне высокомерен ("щеки надувает"), и списывают это на его молодость. "Понтов-то у него, понтов!" - возмущался знакомый студент ВШЭ. Шикарный кабинет, осененный российским флагом, телефон правительственной связи на столе, шкафы во всю стену, в одном из которых - папка с надписью "Олигархи". Однако те же люди говорят о толерантности ректора, его привычке прислушиваться к различным мнениям. Сам Кузьминов признает, что всегда старается сохранять нейтралитет: "Если ректор - фигура нейтральная, то и вуз воспринимается как место нейтральное, и у меня есть возможность приглашать сюда разных людей". Впрочем, однажды он этому принципу изменил.]
За отсутствием личного знакомства, оставим без комментариев.
["Нейтральная фигура"
Летом 1997 года в Министерстве образования началась борьба между умеренными (их представлял министр Владимир Кинелев) и радикалами (во главе их были его замы Александр Асмолов и Александр Тихонов). Радикалы предлагали структурную и экономическую реформу образовательной системы, умеренные предпочитали оставить все как есть. Асмолов легко уговорил Кузьминова войти в его аналитическую группу (беседа состоялась в подмосковном поселке, где расположены их дачи). Кузьминов стал первым постсоветским экономистом, всерьез занявшимся экономикой образования. Асмолов и Тихонов звали его Ярославом Мудрым.]
Что поделать, таково уж ГМУ (государственное и муниципальное управление) самого верхнего уровня во всей своей откровенности. Оно, кстати, везде такое; во всём мире и во всех индустриях; а на самом верху оно и в большинстве корпораций не очень-то сильно отличается. А в сутевом плане это лишь ещё один повод посожалеть о победе радикалов, неважно – где, когда и в чём. Призыв «рубить хвост сразу» только звучит красиво и энергично; на практике он зачастую уступает умеренности «по кусочкам», хотя в приватной жизни работает неплохо (см. главу «Серп и молот - Карачарово» в бессмертном произведении В.В.Ерофеева «Москва - Петушки»). Очередная подсказка всем желающим опрокинуть «болонку» одним днём; назовём её «литературной».
[Термин "организационно-экономическая реформа" - так называлась "асмоловская" концепция - придумал именно Кузьминов. Идеи рационализации стипендиального фонда (из пяти студентов стипендию получает один, но большую), подушевого финансирования школы (сколько учеников в школе - столько денег туда и поступает), "прозрачных" трансфертов и прочие тоже разработал он. Посчитав теневые денежные потоки в образовании, Кузьминов предложил легализовать деньги, которые родители учеников приносят "с черного хода". Работа в асмоловской группе давала Кузьминову возможность стать известным за рамками министерств и ведомств. Однако алфавит сослужил ректору ВШЭ дурную службу: в списке авторов концепции он оказался предпоследним, и о его ключевой роли в создании концепции узнал лишь узкий круг людей.]
И вот тут мы обещано возвращаемся к тому, чего коснулись 6-ю абзацами выше. Как раз асмоловская концепция и сделала наше образование тем, чем она является вот уже четверть века. Нет, конечно не сам термин, но его наполнение. «Вынужденный соавтор» настоящего анализа, Б.Ю.Старцев выпустил в своё время отличную статью- аналитичку по теме (https://www.hse.ru/news/1163613/19023104.html), где предположил непроходной характер реформы. К огромному сожалению в тот раз Борис Юльевич ошибся: даже ожидавшееся вовлечение В.А.Садовничего (как и отрицательный залог Госдумы) от революционной реформы систему не спасло. Для нас же, здесь и сейчас, это просто означает ещё одну, самую значимую подсказку. Назовём её «рыцарской», в честь известной, но не сработавшей в 97-м стратегии защиты от недружественного поглощения, известной как «белый рыцарь». Суть подсказки более, чем проста - не в болонских тезисах та наша образовательная система утонула; не оттуда и начинать.
[После того как концепцию начала топтать Госдума, Кузьминов решил благоразумно отступить. На пресс- конференции, устроенной в здании ВШЭ, он убеждал журналистов, что никаких конфликтов в руководстве Минобраза нет, что Асмолов и Кинелев лучшие друзья, что официальную и альтернативную доктрины реформ можно совместить. Кузьминов спешил занять нейтральное положение в конфликте, ожидая, кто победит.]
Здесь нет предмета для анализа или любых суждений - чисто фактологический топик.
[Вместе с представителем "кинелевской" команды Владимиром Шадриковым ректор ВШЭ переработал "асмоловскую" концепцию. Однако, когда Кинелева все же отставили, Кузьминов, одним из первых поздравив Тихонова с новым назначением, подготовил некоторые проекты постановлений о реформе. Впрочем, очень скоро Тихонова и Асмолова стали преследовать неудачи - на митингах учителя и профессора выступали против реформ, проекты нововведений отказывались утверждать Госдума и союз ректоров. Понимая, что дни Тихонова на посту министра сочтены, Кузьминов стал все реже появляться в Минобразовании... Асмолов считает, что, занимаясь экономикой образования, Кузьминов не увидел идеологической сути реформ - ее антисоветского пафоса, без которой концепция перестала бы быть таковой. Кузьминову же претил радикализм реформаторов. "С самого начала не понравилось, что мне навязывали идеологию", - вспоминает он.]
Серьёзный и позитивный компонент поддержки третьей, идеологической подсказки. Отчасти, это и возможный ответ на вопрос о целесообразном ресурсе реверсивной реформы. Исходя из очевидности того, что главным мотивом тогдашних радикалов была идеология – кто лучше Ярослава Ивановича, последовательного её антагониста в качестве стержня реформы, смог бы сопроводить разворот тех неакцептных сегодня моментов, что и составляли предметное существо реформы. Вполне себе подсказка, персональная, сразу с несколькими вариантами исполнения.
[Именно поэтому, когда министром образования стал ректор РУДН Владимир Филиппов, пообещавший добиться консенсуса в образовательной политике, Кузьминов сделался его ближайшим советником. Ректор ВШЭ увлеченно говорит об идее повторного лицензирования частных вузов, которую проводит сейчас руководство Минобразования: "Получить лицензию и учить может каждый дурак. Это разлагает наше образование, превращает его в издевательство над людьми". Идея жесткого госконтроля в образовании гораздо ближе Ярославу Ивановичу, чем либеральные проекты Асмолова.]
Вот сразу и полностью согласны и поддерживаем.
[Кузьминов, впрочем, идет дальше и говорит о государственных вузах, где есть факультеты экономики, менеджмента и права: "Это специальности маркетингового успеха и ажиотажного спроса. Необходимо перелицензирование всех учебных учреждений, где такие специальности есть. Надо отсечь половину или две трети вузов, которые торгуют дипломами, которые по своему кадровому составу не могут учить экономике и менеджменту, где полтора преподавателя и две книжки. Учить они стали, потому что это выгоднее, чем торговля бананами... Не нужна такая свобода!" Кузьминов считает, что нужно создать общественный совет, "каждый год обновляемый, чтобы взятки не брали и который определит, кто имеет возможность учить. Сложно сказать, сколько вузов, особенно в регионах, уцелеет после такой "экспертизы" и что будет с их студентами. Непонятно и то, куда денутся абитуриенты, не прошедшие по конкурсу в оставшиеся вузы или не набравшие денег, чтобы поступить туда на платное отделение. Идея ужесточения правил лицензирования - тоже своего рода радикализм, в корне противоречащий принципам либеральной реформы.]
Вкупе с тем, что предложено абзацем выше – готовая и весьма сильная лицензионная подсказка, при правильном подходе не имеющая признаков радикализма сама по себе. Тут, скорее, явно радикальна мысль с общественным советом: любая подобная история с советом, особенно на принципе ротации, непроста по своей внутренней наполненности, в основном - из-за разрыва прав и обязанностей. А лёгкий оттенок саморегулируемости, который всегда присутствует у любых общественных коллегий, лишь подкрашивает этот разрыв. Да и год в нашей индустрии – это очень коротко для сущностного погружения. Как любил говаривать один ректор из частного сектора - «не откликается». Вот именно эта инициатива Ярослава Ивановича у нас совсем не откликается. Последний же вопрос абзаца вообще похож на умную провокацию или инфоповод – рабочие профессии пойдут получать непрошедшие по конкурсу, в СПО, или сразу на рабочее место. Если тогда, когда писались эти слова, ситуация того не требовала, то сегодня в данном сегменте человеческого капитала существует очень серьёзный дефицит, поддерживаемый либеральной модой на верхнее образование.
[Отказавшись десять лет назад от компромисса экономической науки и марксизма, Кузьминов вполне приемлет компромиссы политические. За все время работы в ВШЭ он считался фаворитом всех сменяющих друг друга министров образования - и "умеренного" Кинелева, и "реформатора" Тихонова, и близкого к коммунистам Филиппова. Политическая гибкость ректора ВШЭ, связи во властных структурах и компетентность в экономических проблемах (сфера его научных интересов - институциональная экономика) делают Кузьминова весьма перспективной кандидатурой на высшие государственные посты. Еще год назад один из его коллег говорил, что тот вот-вот пойдет на повышение и с равным успехом может возглавить одно из трех министерств - экономики, образования или труда. Сам Ярослав Иванович недавно говорил, что некие заманчивые предложения действительно поступали, однако он не нашел в себе сил бросить вуз. Пост, наверное, предлагали не столь высокий, да и время для ухода во власть сейчас явно не лучшее. Набираясь опыта и расширяя связи, ректор Высшей школы экономики имеет все шансы еще заявить о себе в большой политике.]
Оставим без комментариев по той же причине, что и раньше.
Результаты
По ходу дискуссии возник, а по её итогу - укрепился, ответ на три заданных в начале вопроса: далеко не у всего, что случилось с нашим образованием, причина лежит в области болонского процесса; и его автономная ревизия (в смысле только его) не решит не то, что большинства, но даже и множества наших проблем.
При рабочих обсуждениях нам доводилось слышать мнение коллег, что критикуемая ими «болонская система» - лишь собирательный образ проведённой образовательной реформы. Пусть так; тем более, что мы и сами в этом смысле не без греха. Тогда тем более важно увидеть, что из случившегося с нами до и в ходе болонизации следовало бы если и не изменить, то уж поставить на анализ во всяком случае. Прямо из статьи Б.Ю.Старцева следует «горячая десятка» подсказок о том, «что» и «как» мы могли бы рассмотреть, как гамму целесообразных действий в отношении некой червивости, что случилась с нашим образованием в доболонские времена. Повторим их здесь, вместе с краткими дескрипторами, расставив не по значимости, а в порядке их проявления:
Подводя итог, мы можем уверенно предположить, что сама идея отказа от болонской системы как способа разрешения накопившегося в образовании комплекса проблем, сугубо ошибочна. Не так уж и много привнесла «болонка» в наше образование. И не она создала наше самое главное зло - подушевое финансирование с объявлением образования как услуги. Отменять компетентностный подход уже поздно, да и не нужно. Правильнее реабилитировать ЗУН (знания, умения, навыки) и дополнить ими компетенции. Вернуться от «зеток» к «акад.часам»? Так мы вполне привыкли на 36 умножать/делить (телефонный калькулятор нам в помощь). А по существу, это ведь и всё: остальные «нюансы» к нам отнюдь не из Болоньи прибыли.
Более того, кроме пункта в Болонской декларации про «содействие европейским воззрениям в высшем образовании», и мировоззренческих-то претензий к ней нет. Это ведь мы сами так осмыслили импортированные в 90-е годы решения, что имеем все справедливо осуждаемые обществом оценочные суждения о нашем образовании. В их ряду «раньше готовили творцов, а теперь потребителей», «раньше стремились к результату, а теперь к процессу», «раньше воспитывали молодёжь, а теперь обучаем» и всех подобных в ассортименте, претензия, что «раньше содействовали российским воззрениям, а теперь европейским» отсутствует.
Так что «неча на зеркало пенять…» (В.И.Даль, «Пословицы…», 1853 год)
С благодарностью завершая заочную дискуссию-соавторство с Борисом Юльевичем, будем завершать и всю данную заметку в целом. Для чего зададимся вопросом: надо ли в связи с вышеизложенным отказываться от идеи пересмотра всех и/или любых болонских новаций? Конечно нет. Просто в своей обособленности процесс ревизии Болонского процесса будет лишь симптоматической терапией и болезнь не вылечит.